«Я был так взбешен игрой, что разбил все тарелки в раздевалке»: Массимо Каррера о работе в «Спартаке»

Надеюсь, ближайший день рождения я отмечу не так, как в прошлом году, — говорит Массимо, с которым мы встречаемся в баре московского отеля незадолго до его 54-летия. — Тогда получилось ужасно. Было воскресенье, и мы проиграли в Ростове 0:3. Справляться с такими неудачами мне помогает жена, с которой мы условились не говорить о футболе. Если в команде возникают какие-то трудности, я никогда не тащу их за собой домой. Просто наслаждаюсь временем, которое провожу с семьей, и отвлекаюсь от проблем».

А вот и пример таких проблем: за сутки до того, как «Спартак» официально стал чемпионом, команда еле-еле поборола «Томь» — скромный сибирский клуб, фактически разорившийся посреди сезона. «Я был настолько взбешен нашей игрой, что после матча разбил о стену оставленные кем-то в раздевалке тарелки. Переоделся и уехал, не дав интервью».

По части тренерской ярости у Карреры были хорошие учителя. Однажды в Бергамо, где Массимо играл за команду «Аталанта», тренер Джованни Вавассори разозлился на двух-трех игроков и ударил кулаком по экрану весов в раздевалке. «Разбил себе, конечно, руку, но продолжал активно жестикулировать, и кровь разлеталась по комнате. Сильное было зрелище», — улыбается Каррера.

Массимо родился в 40 километрах от Бергамо — в городке Сесто-Сан-Джованни, который за анти­фашистское сопротивление в годы войны и популярность местной компартии называли «итальянским Сталинградом». «Моя мама была домо­хозяйкой, а отец работал в типографии. Я рос, окруженный их любовью. Родители расстроились, когда я в 18 лет бросил учебу, но я был непреклонен — оставив школу, пошел работать и играть в футбол. С восьми утра до позднего вечера я трудился в компании по производству коробок. Зарабатывал какие-то смешные деньги, а первую серьезную зарплату получил только в 20 лет, когда подписал профессиональный контракт с командой «Алессандрия». Всё заработанное тратил на жилье».

«Алессандрии» Массимо не только стал профессиональным футболистом — там он познакомился со своей будущей женой Пинни. «Впервые мы увиделись воскресным вечером после какого-то матча и вместе пошли на дискотеку». В те годы, в середине 80-х, Каррера был лихим парнем: «Я обожал носиться на скутере, а позже купил мотоцикл Honda. Чуть повзрослев, стал ездить на машине жены, а потом скопил на свой первый автомобиль — Fiat Tipo».

В 1986-м Массимо переехал в Бари, где встретил важного для своей карьеры­ человека. «Президент «Бари» Винченцо Маттарезе был мне как отец. Когда я очутился в его команде, мне только 22 исполнилось, мои партнеры тоже были юны, и Винченцо относился к нам как к детям». Пара штрихов к портрету Маттарезе: президент ездил по Бари только в бронированном «Мерседесе» с двумя телохранителями. Однажды бандиты похитили с похорон гроб с телом его отца, но Винченцо обладал таким влиянием, что вернул его без выкупа — правда, через три недели.

В том же «Бари» Каррера получил первую серьезную травму — по вине полузащитника Джанкарло Марокки. «Он очень сильно заехал мне по ноге. Это нормально — во время игры футболисты разных команд ненавидят друг друга, потому что бьются за победу. Но вне поля они прекрасно общаются. Мы с Марокки стали друзьями».

Подружились они в «Ювентусе», где Каррера пять лет играл и столько же — тренировал. «Самую сильную боль я испытал, когда тренировал «Ювентус», — морщится Массимо. — На тренировке не хватало одного футболиста, и мой шеф Антонио Конте заставил меня выйти на поле. Я стал играть, и один из игроков просто разнес мне колено — порвал связки, мениск и вообще всё, что можно. Получилось, что самую тяжелую травму в карьере я получил уже после того, как завершил ее».

Годы в «Ювентусе» обогатили Карреру десятком медалей и несметным количеством друзей. В списке болельщиков туринского суперклуба всегда было полно знаменитостей: Лучано Паваротти, Эрос Рамазотти, Микеле Плачидо, но «больше всего запомнилось знакомство с наследником империи Fiat Лапо Элканном. Когда я играл в «Ювентусе», он был еще подростком. Мы встретились снова, когда Лапо повзрослел, но сохранили нашу дружбу». В «Ювентусе» у Карреры было немало трудностей, но с самым откровенным ужасом он вспоминает своего тренера по физподготовке Джампьеро Вентроне, прозванного «морским пехотинцем»: «Вентроне — это наш кошмар. Он заставлял очень много работать. Представьте, 600 упражнений на пресс! Приседания с весом до 400 килограммов! Клянусь, после некоторых упражнений мне виделась Дева Мария».

Однако всё было не зря. Первым, кто напророчил Каррере тренерское будущее, когда тот уже расстался с «Ювентусом», стал Эмилиано Мондонико — главный тренер «Аталанты». «Мондонико был очень искренним человеком. Когда он говорил, то всегда смотрел тебе прямо в глаза. Хотя я встретил его уже в солидном возрасте, в 32 года, он меня многому научил, причем даже в нефутбольных вопросах. Эмилиано помог мне стать настоящим мужчиной. К сожалению, несколько недель назад его не стало».

Чего только не пережил Каррера за семь лет в «Аталанте». Он на правах капитана успокаивал разъяренных фанатов, взбешенных серией поражений, и помог клубу осенью 2000-го забраться на второе место в итальян­ском чемпионате (невероятное достижение для скромной команды). Через год-полтора после ухода из «Аталанты» Массимо узнал, что ее болельщик, певец Бепи, посвятил ему песню. В ней подчеркивается брутальность Карреры и высмеивается метро­сексуальность итальянских звезд футбола — Кристиана Вьери и Алессандро Несты. «Кому нужны эротические сны, если после пробуждения нет Массимо Карреры?» — поет Бепи. «Я был искренне счастлив, что меня удостоили такой чести — всё-таки кричалки сочиняют про многих футболистов, а вот целую песню посвящают единицам. Несколько раз ходил на концерты Бепи. А однажды сам поднялся на сцену и подпел».

И всё же такой славы Каррере было мало: он уехал в Россию, за тысячи километров от дома в Неаполе, где жил с женой и двумя дочерьми. «К счастью, в чемпионате России есть перерывы на матчи сборных — по четыре-пять дней. В эти промежутки я стараюсь возвращаться домой. А иногда улетаю, когда просто начинаю скучать по родине». Узнав, что русские футболисты, игравшие в Италии, глушили тоску комедиями Гайдая, Массимо смеется: «Ну нет, если начну смотреть итальянские фильмы, ностальгия только усилится».

Летом 2016-го Каррера заменил в тренерском штабе «Спартака» Дмитрия Ананко, чья прическа а-ля Константин Кинчев на излете 90-х вдохновила на кричалку: «Мы не хиппи и не панки, но хотим прическу, как у Димы Ананки». Каррера был, по сути, итальянским Ананко: играя за самый популярный клуб страны, собрал много золотых медалей, но звездой не стал, а его популярность носила скорее иронический оттенок. В «Спартаке» он начинал третьим тренером, и при первых появлениях на стадионе было заметно, что в спортивных брюках и футболке ему неуютно. «Мне больше нравится строгий костюм. Не люблю спортивную одежду, даже дома не ношу ее».

Массимо испытывал неудобство всего несколько недель. Став главным тренером после увольнения Дмитрия Аленичева, он наконец облачился — статус обязывал — в костюм-тройку: «Одежду на матчи я выбираю сам. Жена может разве что дать мне несколько советов. Я не гоняюсь за дорогими вещами, просто покупаю то, что мне подходит. Когда после чемпионства футболисты облили меня шампанским, я был в костюме, предоставленном «Спартаком». Но даже если бы он был куплен мной, я бы не расстроился: испытывал такую радость, что футболисты могли делать со мной что угодно. К тому же, предчувствуя, что после той игры попаду под душ из шампанского, заранее запасся вторым костюмом, в который потом и переоделся. Я и сам, когда был игроком, частенько обливал тренера ­шампанским».

В России Каррера добился не только славы, но и любви. Одно из ярких ее проявлений — шарфы с изображением тренера и надписью «Grazie, [блин]». После одной из первых побед во главе «Спартака» — над махачкалинским клубом «Анжи» — Массимо братался с игроками, выкрикивая обсценное междометие cazzo. Один из футболистов — Дмитрий Комбаров — повторил за тренером, снабдив cazzo русским аналогом. Это попало в телеэфир, болельщики неправильно расслышали, и «Grazie, [блин]» стало главным мемом золотого спартаковского сезона — трудно придумать более емкую реакцию миллионов болельщиков на работу человека, добывшего первый трофей клуба за 16 лет.

«На самом деле единственный игрок «Спартака», кто хоть чуть-чуть говорит по-итальянски, — не Комбаров, а Илья Кутепов, — признался Каррера. — А всё потому, что его агент — итальянец Дамиано Драго. Но знаний Ильи пока маловато для того, чтобы мы могли долго разговаривать без переводчика».

Сам Каррера за два года в Москве не выучил русский, но в остальном — здорово адаптировался и к городу, и к стране. «Поначалу, правда, было непривычно путешест­вовать в Хабаровск: всё же странно, что для игры во внутреннем чемпионате нужно лететь девять часов. Но зато я еще раз убедился, насколько же Россия большая страна».

Местный климат не смущает тренера: «В прошлом году мы играли в Томске при минус 15, и я нормально это перенес. Ко всему могу адаптироваться. С уважением отношусь к русским традициям. Люб­лю, например, спагетти, но ничего не имею против, когда кто-то рядом ест борщ. Я его тоже пробовал, но по-прежнему предпочитаю пасту».

Источник: gq.ru.