Комедия для тех, кто
Переход со станции метро Пушкинская на станцию Звенигородскую.
— Видела? Памятник кому-то кудрявому с бакенбардами.
— Звенигородскому, кому ж еще.
Ржут обе. По возрасту, по сходству — мама и дочка-подросток. Идут прямо передо мной, и я следом — мне некуда спешить, я выбралась погулять куда глаза глядят. Так и дошла за ними до Пяти углов, и по дороге до меня долетали фразочки, из книги, о которой они говорили:"Ну помнишь же у него точно подмечено: Мужчина женится на Берте лишь потому, что думает о Грете и никак не может овладеть Мартой"
чуть позже: "Христианин — человек, который сердечно любит всех тех, к кому не испытывает ненависти".
Где же я это читала, не помню. Машинально свернула за ними на улицу Ломоносова.
У бара с пышным названием «Научный клуб „Эпсилон“» курил официант в больших бакенбардах — помесь Пушкина с Бобчинским.
Звенигородский, бгг.
— Шалфей и корица? — спросила вдруг дочка-подросток свою маму. Та кивнула, и они перешли улицу, и свернули в арку двора.
Пошла за ними, и уперлась взглядом в неприметную вывеску:
Не люблю здоровое питание, люблю вкусное питание, но мне хотелось еще немножко понаблюдать тех двоих. И я толкнула синюю дверь во дворе.
Когда я подошла сесть за столик к ним поближе, девочка уже плакала:
— Почему она так со мной, разве она не видит, что мне это больно?!
— Она видит, конечно. И ей сладко это видеть.
— Но почему, почему!
— Потому что она в это время чувствует свою значимость. Свою власть над тобой. Она чувствует свое, а не твое, понимаешь?
— Мы же дружили с ней с третьего класса, всегда за одной партой, — торопилась сказать свое девочка, не вникая в ответ, — она же знает что я больше ни с кем не могу подружиться теперь, выпускной класс же, и я совсем одна теперь в школе, как голая, а она ходит в обнимку с новенькой! И они собираются после школы снять квартиру и жить вместе! Потому что у нее с родителями траблы, и новенькая с родителями на ножах, а так они обе будут работать и снимать комнату. Ну ладно, я понимаю, это потом, после школы уже, но почему она сейчас так со мной поступает?
— Она не поступает, детка. Она не думает о тебе, потому что никто не может думать о другом, забыв себя. Вы же очень разные были, ей всегда приходилось на цыпочки становиться, чтобы с тобой вровень стоять, а так долго не простоишь. Ты же понимаешь, что устроена сложнее чем она? С тобой многие бы хотели дружить, если бы ты к себе подпускала. Но ты замкнутая личность, интроверт, тебе мало кто нужен. Вот ее подпустила однажды, но вспомни, для чего?
— Чтобы в школе не быть одной.
— То есть, откровенно говоря, ты ее использовала, правда же?
— Ну и она меня использовала! Сочинения я ей писала, английский за нее делала.
— Ну хорошо, хорошо, ты бы с ней продолжала дружить после школы?
— Не знаю. Нет, наверное. Мне с ней трудно. Но все равно, ужасно больно, когда они с этой новенькой щебечут, а я рядом стою, но меня как бы нет! Или мы идем домой втроем, а они уходят вперед в обнимку, а я иду одна ... ну почему она так делает, разве она не понимает, что делает мне больно?!
— Ну зачем ей это понимать? Даже если понимает, то ей это в удовольствие, скорее. Возможно, она сейчас за все годы вашего неравенства реванш берет — да и пусть берет, ей для психики это полезно: столько лет она за тебя держалась, и вдруг наконец ты за нее уцепилась.
— Я ведь с ней даже поговорила, объяснила что мне больно.
Тут мама рассмеялась:
— Ты совсем как я: думаешь, если объяснишь кому-то где тебе больно и как с тобой надо, то тебя сразу поймут и будут обращаться как ты сказала. Во-первых, не поймут. Во-вторых, если и поймут — не будут, потому что мигом забудут понятое.
— Ты поэтому с Сашей рассталась? — остро взглянула девочка, вдруг догадавшись о том, о чем, видимо, не могла спросить маму прямо.
Мама кивнула, улыбнувшись.
Как быстро понимаешь кое-какие вещи на примере других, — подумала я, — и совсем их не понимаешь на примере себя. Потому что себя не понимаешь, себя — чувствуешь. А другого не чувствуешь, другого мыслишь. И он тебя тоже, ровно так же. А над всеми нами реет Дух, который плоти и костей не имеет, потому и реет, видимо — гравитации ноль, ноль боли, чистый промысел.
— Пусть ей будет хорошо, — сказала мама, — а чтобы тебе не было больно на них смотреть, отстранись и смотри на них как будто кино смотришь: две девочки познакомились в выпускном классе, после школы стали жить вместе, работать, учиться, заводить романы — и так сто три серии. Потому что если ты поддашься чувствам, и начнешь конкурировать за нее, то ты будешь стремительно терять в значимости, а она набирать. А это ловушка. Иногда нужно просто выключить чувства и включить голову.
Девочка кивнула, и вдруг просияла. Засмеялась, наклонилась через стол и что-то прошептала маме. Засмеялись обе. Засобирались. Я понюхала остывший трявяной чай. Нет, полезное питание — это, все-таки, не мое.
Дома гуглила фразочки, которые цитировала эта парочка по дороге в кафе, нашла автора — Марти Ларни, автор легендарного "Четвертого позвонка". Он же — автор убийственно ёмкого уравнения:
"Жизнь — это комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует" .
Такие дивные формулы обычно имеют себе рифму неподалеку, и конечно она точас нашлась в сети — в виде фото:
Не могла не найтись:)
автор фото Александр Петросян
______________
Комментарии (10)